Ледяной ноябрьский ветер бился в панорамные окна их лофта на последнем этаже, превращая дождевые капли в острые иголки. Екатерина стояла посреди просторной кухни-студии, механически помешивая в сотейнике ризотто. Когда-то это пространство, спроектированное ее мужем Станиславом, казалось вершиной их совместных достижений. Открытая кирпичная кладка, хромированные поверхности, дизайнерская мебель и огромный диван, на котором они вечерами, обнявшись, смотрели артхаусное кино. Но сегодня даже тщательно продуманное освещение не могло скрыть гнетущей пустоты, поселившейся в воздухе. Катя услышала, как хлопнула дверь лифта на их этаже. Шаги. Неторопливые, вальяжные, с той особенной ленцой, которую она научилась распознавать за двенадцать лет брака. Это были шаги человека, уверенного в собственной неотразимости. За эти годы она научилась считывать его настроение по малейшим нюансам, еще до того, как он произносил первое слово. «Привет, котенок», — бросил он, скидывая на дизайнерский пуф дорогое кашемировое пальто. Катя убавила огонь и вышла в прихожую. Стас стоял перед огромным зеркалом в металлической раме, медленно развязывая шелковый шарф — ее подарок на прошлую годовщину. Лицо его, обычно холеное и расслабленное, было напряжено, а в уголках губ играла странная, торжествующая улыбка. В отражении его глаза блестели лихорадочным, почти безумным огнем. «Что-то случилось?» — эта мысль заставила сердце Кати сжаться в холодный комок. «Как прошел день в студии?» — осторожно спросила она, пытаясь сохранить спокойствие. Станислав медленно обернулся. В его взгляде смешались гордыня и какое-то актерское упоение, словно он только что сошел со сцены после оглушительного успеха. «Представляешь, моя дорогая? — начал он с пафосом, который всегда предшествовал большим новостям. — Сегодня я совершил поступок. Поступок, который определит всю нашу дальнейшую судьбу». Он сделал драматическую паузу. «Я ушел». Эти два слова обрушились на Екатерину, как бетонная плита. Ноги стали ватными, и она инстинктивно оперлась о стену. Как... ушел? «Я уволился. Но как! С каким блеском! — Стас расправил плечи, его глаза горели. — Я зашел сегодня утром к этому бездарному выскочке, нашему новому креативному директору Игнатову. И прямо заявил ему: «Я требую пересмотра моего статуса и полной творческой свободы. Мои проекты приносят студии 80% прибыли и все престижные награды». А он мне, представляешь, говорит, что сейчас «оптимизация расходов» и нужно «сосредоточиться на коммерчески выгодных, пусть и бездушных, заказах». Он сорвал с шеи шарф и швырнул его на кресло. Дорогая рубашка из тонкого хлопка прилипла к спине.
